De Secreto / О Секрете - Страница 19

Осенью 1908 г. британская разведка заинтересовалась передвижениями по Шёлковому пути двух молодых японских археологов. То были учёные монахи из монастыря графа Кодзуи Отани в Киото, искавшие в Китайской Центральной Азии её буддийское прошлое.

Соперничество великих держав за сокровища Шёлкового пути становилось напряжённее. Первым русским, который поведал о засыпанных песком развалинах в пустынях Китая, был полковник Николай Пржевальский. Однако в первую очередь он был зоологом и не пытался вести раскопки в виденном им в 1876 г. «очень большом городе» в пустыне Лоб. В 1879 г. ботаник Альберт Регель в ходе разведывательной миссии в Восточном Тянь-Шане открыл близ Турфана опоясанную стеной древнюю уйгурскую столицу Караходжа, но ему помешали китайцы. Следующим был Дмитрий Клеменц, который вместе с женой-ботаником в 1898 г. был отправлен Академией наук и Императорским географическим обществом выяснить слухи об обилии древних развалин в Турфане. Он изучил несколько мест вокруг Турфана, насчитал 130 пещерных храмов, во многих из которых хорошо сохранились фрески. Однако лишь в 1905 г., когда братья Березовские отправились в Кучу и правительство учредило Комитет изучения Центральной и Восточной Азии, Россия стала навёрстывать упущенное в изучении Центральной Азии. В 1908 г. протеже Пржевальского полковник Пётр Козлов открыл во Внутренней Монголии развалины большого города Харахото, «Чёрного города». Козлов и его люди нашли немало рукописей, книг, монет и предметов буддийского культа, которыми заполнили 10 ящиков.

Между тем Стайн в Шринагаре и фон Ле Кок в Берлине собирались в новые экспедиции. Стайн беспокоился, что немцы раньше него доберутся до Мирана и вывезут оттуда обнаруженные им в 1907 г. фрески. В 1914 г. немецкая экспедиция была прервана из-за начала Первой мировой войны и Стайн остался хозяином Шёлкового пути. Правда, когда он достиг Мирана, то нашёл там лишь гипсовые осколки. В Дуньхуане он приобрёл ещё 5 ящиков рукописей.

Наконец осенью 1923 г. по Шёлковому пути проехали два американских востоковеда — Лэнгдон Уорнер из Художественного музея Фогга в Гарварде и Хорас Джейн из Пенсильванского музея. За 8 лет до этого ни один археолог не вывез из Китайского Туркестана ничего — из-за мировой войны и политического кризиса в Китае, где нарастало раздражение претив всех иностранцев, а власть на местах захватили воевавшие друг с другом милитаристы. Правда, целью экспедиции Уорнера и Джейна не был массовый вывоз произведений искусства; они хотели только разведать обстановку и решить ряд искусствоведческих головоломок.

Уорнер уже побывал в 1903 г. в Русском Туркестане в составе геологической и археологической экспедиции, посещал Японию и Китай. В ноябре 1923 г. американцы добрались на верблюдах до Харахото, после чего отправились через замёрзшую Гоби в Дуньхуан. Там они с огорчением увидели, что некоторые фрески испорчены солдатами Белой армии, которые процарапали номера своих полков. Уорнер собрал несколько фресок, чему смотритель не препятствовал. Через 9 месяцев Уорнер вернулся в Пекин с сокровищами для своего музея.

«Хотя американцы поняли это не сразу, археологический открытый доступ в Центральную Азию почти закончился. За 30 лет с первого смелого путешествия Свена Гедина в пустыню Такла-Макан доступ в затерянные города и разрушенные монастыри Шёлкового пути был практически неограниченным. Шедевры буддийского искусства приобретались почти за бесценок… Однако время для иностранных археологов быстро подходило к концу».

30 мая 1925 г. британский полицейский офицер в Шанхае велел открыть огонь по недовольным китайским студентам. 11 человек было убито, и Китай захлестнула волна негодования против «чужеземных чертей». Уорнер как раз прибыл в Пекин во главе более крупной экспедиции и намеревался вывезти из Дуньхуана ещё фресок. Местные власти и население стали чинить экспедиции препятствия, и американцам пришлось свернуть её. Правда, через два года немецкой геологической экспедиции удалось вывезти ряд артефактов из отдалённых и неохраняемых Равака и Дандан-уйлыка.

Уорнеру пришла мысль обратиться к обладавшему большим авторитетом сэру Марку Аурелу Стайну, который уже ушёл на покой, отправиться в Китай от имени музея Фогга. Стайн согласился и добился в Нанкине разрешения на раскопки в Туркестане. Однако в среде китайской интеллигенции и в прессе началась энергичная кампания против его экспедиции. Стайн уже проехал из Кашгара по оазисам Такла-Макана 2 тыс. миль, собирая для своих американских спонсоров скудный археологический материал, как его противники взяли верх и ему пришлось прервать экспедицию. К тому же его заставили показать властям всё, что он собирался вывезти из страны. Рукописи III в. из Нии пришлось оставить в Кашгаре.

Гедин в 1926 г. вернулся в Китай по приглашению правительства, чтобы изучить маршрут для воздушного сообщения Берлин — Урумчи — Пекин, но собирался заняться и научными изысканиями, включая археологию и палеонтологию. Однако в Пекине он и его люди попали под огонь враждебной критики: китайцы, мол, не нуждаются в иностранной помощи для изучения собственной страны. Гедину навязали 10 китайских спутников-учёных и условие, что все археологические находки останутся собственностью китайского правительства.

Находки Стайна, Пелльо, фон Лe Кока и других археологов сегодня поделены между музеями и институтами десятка стран. Масштаб коллекций варьируется от очень крупных (Британский музей, Музей индийского искусства в Берлине, Национальный музей в Дели, Токийский национальный музей, Эрмитаж) до небольших (музей Чернуски в Париже, галерея Нельсона в Канзасе). Правда, и их мало кто знает. Немногие крупные музеи в недосягаемости большинства, а многие находки с Шёлкового пути хранятся в запасниках. Немало фресок, привезённых фон Ле Коком (Турфанская коллекция Этнологического музея в Берлине), погибло в годы Второй мировой войны. Что касается вывезенных Стайном рукописей и книг, то они поделены между Британской библиотекой и Библиотекой министерства по делам Индии в Лондоне. В целом тысячи рукописей из Китайского Туркестана находятся сейчас по меньшей мере в 8 странах, и многие ещё предстоит перевести. Расшифровка неизвестной письменности или перевод целой коллекции манускриптов может стать для учёного делом всей жизни.